Через полчаса требование из четырех пунктов мы записали огрызком карандаша на осьмушке бумаги. Требования были такие: в баню ходить четыре раза в месяц, порционные деньги получать на руки, после работы уходить куда хотим, в воскресенье уходить на целый день. Часа три осталось нам на сон. Утром встаем, переглядываемся, но отступать друг перед дружкой не смеем. А робость берет. Как-никак мальчишки, не то что там жандармов или тюрьмы — отца родного боимся. Тут новый вопрос: когда начинать забастовку — до завтрака или после завтрака? Васька, как самый последовательный пролетарий, высказывался за то, чтобы и не завтракать и уж тем одним показать характер, но большинство с ним не согласилось, решив, что на сытый живот бастовать будет легче. Часы пробили семь, время приступать к работе, мы не приступили. У каждого мороз по коже. Служанка в мастерскую заглянула. — Мальчишки, пора трудиться! — Ступай скажи хозяину, что мы работать отказываемся, пусть приходит вести переговоры. Адель испуганно посмотрела на нас и убежала. В дверях мастерской появилась хозяйка, но с ней мы разговаривать не стали. — Хозяина зови, Кирилла Ивановича! Хозяин прибежал в нижнем белье. Голос с похмелья хриплый, глаза красные. — Что, бунтовать? Ах вы, сукины сыны! В Сибирь упеку! Мне поручено было передать хозяину наше требование. Поэтому я подошел к нему и сказал: — Мы не бунтуем, мы хотим, чтобы вы выполнили требование, написанное на этой бумаге. — Ну вот что, я не с вами рядился, а с вашими родителями. И разговаривать я буду с ними. Зовите ваших отцов. Отцы в городе были только у двоих: у меня да у Васьки. Пошли мы за ними. Отцы отнеслись к делу по-разному. Мой задумался и сказал: 92
RkJQdWJsaXNoZXIy NTc0NDU4