слушали Петровича, чем смотрели по сторонам: идя с провожатым, не обращаешь внимания на дорогу. Из разговоров с Петровичем постепенно вырисовывался тип мужика, для которого свет сходится узким клином, а там, в самой узости клина, в самом его просвете, маячит не что иное, как кругленькая медная копейка. Какой бы ни заходил разговор, Петрович умел незамедлительно свести его к одному и тому же. При заходе в глухой лес от Розы можно было ждать естественного вопроса, и она его вскорости задала: — А что, волки в этом лесу водятся? — Полно их, — успокоил ее Петрович. — Да трудно взять. Ко мне прошлый год в сарай забежал. Ну я его и покончил. Молодец волк, сам деньги принес — пятьсот рубликов! — Наверно, гриба здесь!.. — старался я перевести разговор с неприятной темы о волках. — Неуж мало. Я один год, вскорости после войны, восемнадцать ведер груздей засолил, и продал я их в одно питательное учреждение за восемнадцать пол-литров водки. — Зачем вам понадобилось столько зелья? Да и продешевили... — Продешевил... Водка на базаре в то время стоила сто двадцать рубликов пол-литра. Вот и считай... — И теперь солите грузди-то? — Солю. Шофера кажинный раз ко мне заезжают. Закуска нужна шоферам. Супротив же соленого груздя ни одна закуска устоять не может. Те грузди я, значит, меняю у шоферов на колбасу. Мы помолчали. Среди тишины Петрович вдруг мечтательно вздохнул: — Глухаря бы добыть! — Любите эту охоту? — Как не любить, ежели четыре килограмма чистого мяса, пущай даже по десятке за килограмм... Когда шли еще луговиной, около деревни, Роза нащипала на ходу крупного сочного щавеля и те42
RkJQdWJsaXNoZXIy NTc0NDU4