— Свадьба третьего дня была у соседей, с тех пор не опомнится. — Ну пусть спит, помогите нам устроиться на ночлег. — Сейчас, хорошие люди, почему не помочь! Это у нас просто. По улице шла женщина с жестяным ведерком. Подол ее был мокр, резиновые сапоги блестели. Шла она из лесу, где собирала чернику. Ее и остановила бригадирша: Нам слышно было, как женщина отказывала. Мы вмешались сами, дали деньги вперед, и через полчаса тетя Шура угощала нас чаем с черникой. В селе заиграла гармонь и прозвенела бойкая девичья частушка. Потом хором, так что все слилось в малоразборчивый рык, рявкнули парни. Тетя Шура испуганно прислушалась. — И мой, наверно, там. Только тогда и сердце не болит, когда на глазах он у меня. — Любите? — Винища боюсь. Ох, и ненавижу я это винище! Двух сыновей через него потеряла. Один-то шофер был, в тюрьме сидит: человека задавил. Напьются, что ничего уж не видят перед собой. Другой — под поезд попал по пьяному делу. Двое детишек осталось. Теперь вот младший подрос. Третьегось на свадьбе нахлестался, рассолом отпаивала. На последнем, на нем, сердце ни минуты покоя не знает, бьется, словно осиновый лист в безветрии. Гармонь все играла, и нам захотелось пойти поглядеть на гулянье. Ведь оно было первое за весь поход. Пока мы чаевничали, в деревню с речки наползло белого тумана. Тотчас вокруг нас заныли комары. На краю вытоптанного в траве «пятачка» стоял чурбан. На чурбане сидел гармонист. Две девушки, как ангелы-хранители, стояли за его плечами, ветками отгоняли комаров от бесстрастного гармонистова лица. Вокруг толпились парни и девушки — человек тридцать или сорок. Две девушки плясали «Елецкого». Недавно один известный писатель высмеял этот танец, назвав его маслобойкой. Он написал, будто девушки пляшут «Елецкого» с каменными лицами и без239
RkJQdWJsaXNoZXIy NTc0NDU4