ку делали. Если высушить, вроде изюму получается. Не попробуете ли? Хозяйка поставила перед нами хлебную плошку, полную темной сушеной ягоды. Мы начали жевать, ожидая кислоты и горечи, но сушение было сладкое и душистое. — А то еще в солодке мочим, в солодковом то есть корне. Это для десерту. А то еще в пироги кладем, а то еще квас делаем. Да куды хошь она идет: и на варенье и на повидло. Я больше всего по-своему люблю: наложишь ее с осени на подволоку или в амбар, а кисть прямо с листьями ломаешь, она все равно, что на зеленой тарелке получается и вянет меньше. Схватит ее мороз. И лесная рябина, лешевка, после морозу гожа. Про нашу говорить нечего, — Выгодно, значит, разводить ее здесь? — Неужто не выгодно! Места наши северные, фрукту разного мало. Так чем и это не фрукт! На рынке она, конечно, подешевле яблока идет, зато каждый год родится. Опять же против морозу очень стойка. Я на Камчатку посылал, не знают, как и спасибо говорить. Хорошо прижилась, должно быть! А если на Камчатке прижилась, у нас чего ей сделается? — Как вы надумали послать на Камчатку? — Просят. Да что ж я не покажу-то? И Александр Иванович достал из ящика пачку писем. «Уважаемый товарищ Устинов! Я много слышал о сортах невежинской рябины, и мне, как садоводу-любителю, очень хотелось иметь у себя в саду рябину. Вот уж около трех лет я пишу заявки на эти сорта рябины и всегда получаю ответ: «У нас такой рябины нет». Так отвечают из госпитом- ников и плодово-ягодных станций...» «Многоуважаемый Александр Иванович! Наш институт специально направит своего садовода к вам за черенками невежинской рябины. Нам надо заготовить около 1 500—2 000 черенков...» 207
RkJQdWJsaXNoZXIy NTc0NDU4