— Вот какое дело! Пришли к нам люди, интересуются нашими рожечниками. Так что, у кого есть рожки, большая просьба сбегать за ними и, так сказать, продемонстрировать. Собрание кончилось, и народ повалил из правления. Но ушли не все. Человек пятнадцать мужиков осталось в правлении. Тут уж мы завели с ними разговор без посредства председателя. - — Да, были трубачи у нас, были! Шибровы, бывало, на коронацию ездили, царю, значит, играть. — Где же они сейчас? — Примерли. Сын их здесь. Тоже мастер. Вань- кя, сбегай-ка за Шибровым. — А то еще Петруха Гужов — Горькому в Москве трубел. Правда ли, нет ли, плакал Горький-то, слезу, значит, прошибло. Подарил он Петрухе чего- то там, а Петруха ему — рожок. — Где же ваш Петруха? — В Ногинске живет. Их ведь три брата, и все трубачи. Иван теперь полковник, чай уж, забыл, какой рожок бывает, а Павлуха — дома. Васькя, верни Павлуху, да чтоб рожок захватил. — Братья Беловы, те все по радио из Москвы тру- бели!! Да рази мало было?! И Мишка Шальнов трубел, и Шохины... Побило много трубачей-то. В войну. — Да сейчас-то кто трубит ли? — Трубят понемногу: и Коркин и Шишкин. Много бы трубело, да зубов не осталось — года. — А зубы при чем? — Как же, зубы — первое дело. Дух-то ведь нужно выпускать не как-нибудь, а систематически. Значит, без зубов — шабаш. — Вот у меня возьми, — заговорил мужик лет сорока — сорока пяти. Было странно видеть на его небритом, запущенном лице большие печальные глаза. — Вот у меня зуб-то осколком в войну выбило, — и он постучал желтым от махорки ногтем по желтым передним зубам. — Вернулся с войны — снова за пасево. А какой я пастух без рожка. Не так приучены. Теперь вон и в бутылку ходят дудят, а мы, бывало, нет, рожок подай, да еще пальмовый, кленовый так 192
RkJQdWJsaXNoZXIy NTc0NDU4