— Да ты из колхоза-то что, ушел? — С семьей у меня, мать, неполадки вышли. Чай, знаешь, бывает — дело людское. Теперь не могу в одном месте с ней жить. — Ладно. Зайди в другой раз. Трофим зашел и в другой раз. — Ну как, мать? Али выйдет дело? — А ты не спеши. Дело делу рознь, — произносит Прасковья Ивановна, строго глядя на посетителя. — Ездила я в ваш колхоз. Красное лицо Трофима приобретает сизый оттенок. — С председателей сбежал, — уже обвинительно говорит Фролова. — Потеплее место ищешь. В глаза лжешь? Нет тебе помощи от советской власти! ...Письма идут не только с просьбами. Почти половина писем — это благодарности людей за внимание, за помощь, за участие. Таких писем — сотни. Но никогда не забыть Прасковье Ивановне самого первого спасибо от самой первой своей посетительницы, от старушки из Судогды. «...И сообщаю тебе, что оставили меня в покое, и с внучками моими в том же дому. А и жить мне в этом дому до окончания дней. Спасибо тебе, родная...» И тут уж никак невозможно разделить, к кому относится это слово «родная» — к ткачихе Прасковье Ивановне или к ее народной депутатской власти. ...«Газик» въехал в большое село. Длинная прямая улица была куда грязнее, чем дорога в поле или в лесу. Телега, уступившая нам путь, вязла по ступицы в размешанной жибели. Несмотря на столь мягкую подстилку, автомобиль трясло и кидало, как будто под грязью скрывались пни. — Все. Заехали на Громовский проспект, — сообщил водитель. — Говорю, как в Москве, только дома пониже да асфальт пожиже. — Почему же Громовский, в честь летчика? — Председатель райисполкома здесь Громов, вот и зовем. Видите, замостил как... Вас в райком или в чайную? 184
RkJQdWJsaXNoZXIy NTc0NDU4