— Я с вами на фабрику пройду, — сказала Прасковья Ивановна директору. — Сюда-то я так заглянула. Дел пока нет никаких. Не успела Прасковья Ивановна произнести эти слова, как в дверь заглянуло сморщенное, часто мигающее личико. — Али сюда я попала? — запела старушка, и Прасковья Ивановна поняла, что это первый ее посетитель. — Сергей Федорович, — тихо спросила она у директора, — может, инструкция какая есть для депутата, как дела вести и прочее? — Вряд ли, — усмехнулся директор. — Тут придется не по инструкции, а по совести. Желаю успеха. — И он вышел, оставив Прасковью Ивановну одну. — Откуда ты пришла ко мне, бабушка? ■— Из Судогды, милая. Из самой, почитай, Судог- ды. Бумагу бы мне. Потому как гонят. Прасковья Ивановна хотела спросить, какую бумагу и кто гонит, но старушка уже начала изливать свою душу, и остановить ее было трудно. — Сама-то я и не городская вовсе. И не люблю я город-то, шут его возьми. Дочка у меня в городе жила. Ну и с детками, с внучками моими, стало быть. И что же, милая, все под богом ходим! Померла дочка-то, а детки, значит, остались. Я возьми да к ним и поселись. Ведь им тоже уход нужен. — Правильно ты, бабушка, сделала, что к ним переехала. — То-то правильно. А теперь гонят. — Кто гонит? Откуда? — Да из дому же и гонят. Не на меня, вишь, записан, а на дочку. А дочка-то померла. Понадобился им дом, а я старая, что я им скажу, вот и гонят... — Не может быть, — вырвалось у Прасковьи Ивановны. — А дети как же? — А детей, говорят, в детдом возьмем. Да разве чужие люди уходят за ними лучше, чем я, родная бабка, ухожу? И у меня на старости последнюю радость отнимут, разлучат с внучками моими. Дом, вишь, им понадобился... У Прасковьи Ивановны все так и закипело внутри. 180
RkJQdWJsaXNoZXIy NTc0NDU4