тридцать, раскрутил над головой вожжи и, пока было видно (а было видно километра на два), гнал лошадь то вскачь, то рысью. К концу дня вместе со стадом коров в прозрачнозолотистом облаке пыли, пахнущей парным молоком, мы вошли в деревню Бусино. Бригадиров дом оказался в конце длинного порядка, растянувшегося по берегу отлогого широкого оврага. Хозяина не было дома, и мы расселись на завалинке. Жена бригадира рядом с нами нянчила ребенка. Постепенно число детей около женщины увеличивалось, и, наконец, собрались все шесть ее сыновей-богатырей. Старшему было не больше десяти-двенадцати лет. Мы все боялись задать главный вопрос: здесь ли начинается река Ворша? Вдруг скажут: «Что вы, не знаем никакой Ворши, и вообще никакой реки здесь нет». Почему они сами молчат о том, что у них начинается река. Ведь не в каждой деревне начинаются реки? Наверно, и правда здесь ничего нет. Откуда я взял это Бусино? Из детства, из рассказов отца. Но мало ли чего может рассказывать отец ребенку! Тоже и сказками потешают детей. Земля, покрытая высоченной густой травой, уходила вниз полого, но глубоко. Противоположный берег оврага поднимался стремительнее и круче. А на дне оврага, в лиловых сумерках, начали появляться белые, как вата, клочья тумана. Туманные озерки сливались, вытягиваясь в ленту, и, наконец, овраг до половины заполнила плотная белизна. Это обнадеживало. Такой туман не мог родиться в простом овраге. Он мот родиться лишь в том случае, если там на дне, в травах, пробирается речная вода. Совсем стемнело, когда пришел отец шести сыновей — колхозный бригадир, молодой мужчина в вылинявшей и выгоревшей гимнастерке. Он повел нас на ночлег. В избе, куда мы пришли, было еще темнее, чем на улице. Однако темнота не могла скрыть того, что горница прибрана плохо, на столе возвышается гора свеженарубленной махорки, и хозяин, округлобородый старик, сгребает махорку в фанерный ящик. Тут же 162
RkJQdWJsaXNoZXIy NTc0NDU4