Софии. Мне было радостно, что болгары не забыли и даже увековечили память своего русского друга и заступника. Может быть, варваринцы догадаются тоже и, отремонтировав домик, который был «прелестная игрушечка», сельский клуб свой назовут его именем. Почему бы им не назвать? Увековечил же Аксаков в своих стихах их село. Мария Петровна так и не настелила половичков на свои пахнущие прохладой выскобленные доски. — Топчите — для того и моем, чтобы по чистому ходить. Девки придут, опять вымоют. — Какие девки? — Дочери две у меня, в Юрьеве работают. На воскресенье домой ходят. Хочу продать хоромину-то, а они поперек: вишь, и отдохнуть негде будет. — Сколько же ваша хоромина может стоить? —- Шестнадцать прошу... Да ведь и место цену имеет. Пруды, река — виду одного сколько! — Виду много, а кем же работают ваши дочери? — Одна на фабрике, другая — в книжном магазине продавщицей. — Значит, мы третьего дня с вашей дочерью поругались. Пришли к закрытию, ни за что пустить не хотела. — Она у меня характерная. В это время за окном высокий женский голос лихо запел плясовую частушку, а еще несколько голосов подхватило ее. Мы бросились к окну и увидели, что мимо дома идут восемь женщин, все лет сорока, с лопатами, не просто идут, а с пляской и песнями. — Чего это они? — С работы. Силосную яму рыли, а потом у меня в огороде посидели. — Как посидели, зачем? — Выпили, значит, с устатку да луком с грядки закусили. Вдовушки все это наши. Рано без мужиков остались, сила-то бабья ходу просит. У нас вот в селе шестьдесят домов, и шестьдесят мужчин с войны не вернулись. 157
RkJQdWJsaXNoZXIy NTc0NDU4