верхней губой у него выросли длинные, редкие волосики. Он, не поднимая глаз от бумаг, протянул мне руку, предложил сесть, и так друг против друга мы сидели некоторое время. Потом парень кончил читать бумаги, откинулся на спинку стула и представился здешним агрономом. Звали его Александром Михайловичем Дьячко- вым. Я долго не мог объяснить цель своего прихода. Начал издалека — о Ленинской библиотеке, о помещике Калачеве, о его книжке. И вот, мол, потянуло зайти посмотреть. Как-никак прошло сто лет. Александр Михайлович все очень хорошо понял, обрадовался, заинтересовался, бросил свои бумаги. — Так-так. Значит, освещались лучиной? Здорово! И свадьбы с разрешения помещика? Ну, а оброк каков? Копаясь в записях, я стал отыскивать нужное: «Оброк пятнадцать рублей серебром в год да казенных податей и земских повинностей с тягла — по три с полтиной. А за выгоны по полубарану, одной курице и двадцать яиц. А бабы доставляют по десять аршин холста. Барщина три дня в неделю». — Это что еще за барщина? — осведомился агроном. — Это когда крестьяне на земле помещика работали, так сказать трудовая повинность. — Так. Ну еще что про наших предков пишут? — Вот... «Человек пять крестьян есть грамотных. Несколько мальчиков обучаются, по распоряжению помещика, церковной грамоте и ремеслам: колесному, тележному, кузнечному, сапожному». — Ишь ты, пять грамотных! Да у нас теперь все грамотные. Однако насчет ремесел — упущение. Ни колесников, ни тележников нет. — «Земля обрабатывается пароконной косулей и деревянной бороной... — читал я дальше, — весь хлеб снимают серпом и осенью, более по ночам, обмолачивают цепами. Молотильщики нанимаются за сто снопов двадцать копеек серебром, на хозяйских харчах...» 139
RkJQdWJsaXNoZXIy NTc0NDU4