шейные коровы. Фоном для картины был пригорок, выгнутый в дугу и заросший лесом. Черный, затененный лес обрамлял нежную зелень светящегося луга. Перед деревней на поле работали колхозницы. Издали по движениям колхозниц мы старались угадать, что они делают, — полют, мотыжат, поливают... Движения их не были похожи ни на одну из полевых работ, какую можно бы предположить здесь, во Владимирском ополье. Село называлось Глотовом. В Юрьев-Польском музее нам советовали обязательно зайти в это село, а зачем — не сказали: сами увидите, а если не увидите, то нечего вам и по земле ходить. Теперь мы медленно шли вдоль села, озираясь по сторонам. Озираться пришлось недолго. Ночью мимо яркого костра, не заметив его, пройти было бы легче. В окружении могильных крестов и деревьев, дошедшая из тьмы времен, пришедшая сразу из всех сказок, стояла деревянная церковка. Архитектуры такой нам еще не приходилось видеть. Такая архитектура годилась только и именно для деревянной церковки и совсем не годилась бы для каменной. Для деревянной же она была тем идеалом, тем совершенством формы, которая выработалась за многие века. Перед нами стояла не просто церковь, но произведение искусства, шедевр деревянного зодчества. На землю положены квадратом четыре могучих бревна с грубо — топором — обрубленными концами. Концы соединены крестом, как это делается у всех деревенских изб. Потом положены еще четыре бревна, но уже длинней нижних, потом еще длиннее, еще и еще. Таким образом поднималось бревенчатое основание церкви, похожее на перевернутую усеченную пирамиду. Каждый угол основания чем-то напоминал издали куриную лапу, и нам впервые стала понятна избушка на курьих ножках. На высоте более человеческого роста окружала церковку деревянная, с резными столбами узкая га128
RkJQdWJsaXNoZXIy NTc0NDU4