— Каких наших? — Известно, городских. — Мужа послала бы на мельницу мешки-то ворочать. — Бери замуж, будешь мешки ворочать! Прежнего, видно, не дождусь. — Сколько же у вас этого... хлеба-то? — Хватит на мою вдовью долю: две с половиной тонны в прошлом году получила. Теперь дня боюсь пропустить без работы. На мельнице сижу, а сердце болит: за мельницу никто мне трудодня не запишет... На мосту, пока мы разговаривали с колхозницей, происходило следующее. Серега раздвинул складной походный стульчик, поставил перед собой раскрытый этюдник и начал писать воду, кувшинки и угол дальнего парка. Тотчас его окружили ребятишки, которые, сопя и отталкивая друг друга, заглядывали, что там получается. Облокотясь на перила, стоял пожилой мужчина: всем интересно, не только детям. Серега, чтобы принести какую-нибудь пользу новым спутникам и зная, что нас может интересовать, между делом интервьюировал мужчину насчет кукурузы. Интервью находилось как раз в той стадии, когда Серега очень хотел узнать, что думает о предмете мужик, а мужик не менее того хотел узнать, что думает о предмете Серега. — Грачи, вот тоже, — вел сторонкой Серегин собеседник. — Он, грач, квадрат-то раньше нашего освоил. Мимо не клюнет, а в самую, значит, точку. А как в точку попал — на поле плешь. Слышал я, в одном селе председатель взял ружье да хотел всех грачей перестрелять. Пошел к кладбищу, где у них гнезда. Опять же бабы не дали. Огрудили председателя, ружье отняли, конфуз! Собирался народ. По мосту всегда ходит много прохожих. — Это что! — подхватил парень в майке и кожаной фуражке. — В одном доме отдыха грачи спать мешали. Ну, понятно, народ там все нервный, хлип126
RkJQdWJsaXNoZXIy NTc0NDU4