делах наших возможностей мы очищаем воду добросовестно. Конечно, нужны биофильтры, но их нет как нет. Биофильтры — другое дело. Тогда хоть снова пей ту воду, а мы достигаем законной прозрачности, и только. — Что же это за прозрачность и как вы ее достигаете? — Сейчас все поймете в подлинности. Вот наша вода, как она есть. — Мы подошли к желобу, по которому хлестала черная, как чернила, с резкими химическими запахами вода. — Эта дрянь стекает в подземный резервуар, оттуда мы ее качаем и одновременно добавляем в нее компоненты: негашеную известь и железный купорос. «Одних этих компонентов достаточно, чтобы заразить воду, сделать ее ядовитой»,—мелькнула мысль, но мы слушали, что же происходит дальше. — И вот результат, — продолжал Калько, — вся чернота под действием компонентов свертывается в хлопья. Действительно, мы увидели воду, несколько посветлевшую, примерно цвета чая, в которой плавали как бы хлопья сажи. — Теперь все очень просто. Есть несколько камер и два пруда — это отстойники. Хлопья падают на дно, а вода поверху уходит в Гзу, из Гзы в Колокшу, из Колокши в Клязьму и... тю-тю, поминай, как звали. Отстойный пруд (тут же рядом с фабрикой) представлял бугор черной полужидкой массы, похожей на ту, что остается на дне кофейника. Бугор накопился за несколько лет. Оказывается, как пустили эту систему в ход, так ни разу ее и не чистили. Что-то тут хлюпало, с бульканием вырывались со дна пузыри, но, конечно, не рыба, роясь в иле, пускала их. На много метров вокруг не было никакой жизни. Навстречу попались две девушки. Они в стаканах несли коричневатую воду. ' — Вот они несут ее в лабораторию. Там проверят, хватает ли прозрачности, имеем ли мы право спускать ее в реку. 119
RkJQdWJsaXNoZXIy NTc0NDU4